Москва 2087 [СИ] - Алла Белолипецкая

покойным директором зоопарка — ещё не успел. Однако ждать ему осталось недолго. Ты ведь хочешь увидеть, как всё произойдёт?

Сашка и сам не знал, хочет он этого или нет. Но вот за то, что Наташкин отец прошел трансмутацию без наркоза, он готов был исполнить для Марьи Петровны всё. Даже за одно это! А если она сдержит слово и устроит бывшему директору зоопарка настоящую, всамделишную казнь — тогда никаким участием в сумасбродных планах этой женщины Сашка не расплатился бы с ней сполна. Так имел ли он право теперь кочевряжиться и отказывать ей в помощи?

«Руссо-Балт» остановился возле самых дверей ангара — почти вплотную к ним. Женщина-водитель, назвавшаяся Ольгой Андреевной, вдавила кнопку гудка. А Сашка Герасимов распахнул дверцу электрокара, выскочил наружу и высоко вскинулруки, демонстрируя широкие пустыеладони.

И тут же смутные тени, которые они наблюдали несколько минут назад, начали одна за другой обретать материальность. Пространство перед ангаром, помимо фонаря над входом, освещали только фары «Руссо-Балта», однако у элитного электрокара ближний свет был — как дальний. И света этого вполне доставало, чтобы Сашка Герасимов разглядел: его окружил десяток мужчин в зимней камуфляжной форме белого цвета. Все они направляли на Сашку одинаковые пистолеты, марка которых была ему не известна. Метель наконец-то утихла, и только отдельные снежинки ещё мельтешили в воздухе — вспыхивали в свете фар крохотными заполошными искрами.

— Стоять на месте! — отдал приказ один из белых людей.

— Не стреляйте! — Сашка попытался придать своему грубому голосу взрослого мужчины жалкую и подобострастную интонацию — неплохая тренировка перед тем делом, которое предстояло ему вскоре с подачи Марьи Петровны Рябовой. — Я не вооружен! Не представляю угрозы. Не цельтесь в меня, если можно!

2

Ольга Булгакова была ошарашена до такой степени, что на несколько мгновений даже перестала вдавливать кнопку клаксона. И уставилась на то, что происходило снаружи. Марию Рябову она видеть уже не могла: та успела сделать то, что задумала. Зато Ольга Андреевна отлично разглядела, как вооруженные люди в белом, которые только что направляли пистолеты на Александра Герасимова, начали один за другим своё оружие опускать. Причём — почти синхронно, как по мановению невидимого дирижера.

Александр Герасимов стоял так, что Ольга могла видеть его лицо в зеркале. И на лице этом она разглядела такое же удивление, какое, вероятно, отображалось сейчас и на её собственном лице. Александр уж точно не ожидал, что его просьбу не целиться в него эти люди исполнят незамедлительно. Ольга встряхнула головой — как если бы хотела отогнать наваждение. А потом снова вдавила кнопку гудка.

И тут же один из людей в белом распахнул переднюю дверцу «Руссо-Балта».

— Прекратить сигналить! — рявкнул он. — И выйти из машины! Живо!

Ольга убрала палец с кнопки клаксона. И в наступившей тишине её собственный голос показался ей чуть ли не оглушительным, когда она произнесла:

— А не могли бы вы, милостивый государь, представиться? Я должна знать, имеете ли вы право отдавать подобные распоряжения.

Она, пожалуй, приняла бы как должное, если бы человек в белом и её просьбу исполнил. От рекомендовался бы ей по всей форме. Однако тот лишь нехорошо усмехнулся, когда услышал её слова.

— Я представлюсь вам, уж будьте благонадежны, — пообещал он. — И даже документы вам предъявлю. А сейчас — вон из машины! И руки держите так, чтобы я мог их видеть.

Снаружи Александр Герасимов стоял, уже опустив руки. Но люди в белом будто и не замечали этого — они вообще словно бы перестали замечать нового Ольгиного знакомца. Ольга бросила быстрый взгляд на него, но он лишь едва заметно пожал широченными плечами. Дескать, ну что тут поделаешь? И Ольга Андреевна Булгакова, завлит Художественного театра и родственница великого писателя, имя которого этот театр теперь носил, сделала, как ей велели. Выйдя из машины, она подняла руки и шагнула было к Александру. Но человек в белом тотчас её остановил: схватил за локоть рукой в белой вязаной перчатке. Деликатности в этой руке было не больше, чем в гаечном ключе.

Другой мужчина в белом нырнул тем временем в кабину «Руссо-Балта». И через минуту уже притягивал первому человеку в белом (явно — руководителю операции захвата) Ольгину сумочку, которую она оставила на переднем сиденье. А ещё — он подал ему картонную папку, в которой лежал машинописный экземпляр пьесы Михаила Афанасьевича Булгакова «Адам и Ева».

3

Максим Берестов отметил про себя: никто из тех, кто оказался с ним вместе в плексигласовом боксе, не выказал признаков удивления, когдаснаружи долетели звуки клаксона «Руссо-Балта». Более того: от внимания Макса не укрылось, что его тюремщики начали при этих звуках с понимающим видом переглядываться.

На пару секунд «Руссо-Балт» перестал сигналить, потом принялся вновь; однако длилось это недолго. Очень скоро гудок смолк. И в наступившей тишине стало слышно только попискивание медицинской аппаратуры, к которой был подсоединен герр Асс.

— Выдвигаемся! — распорядился кто-то.

И Макс даже не уловил, кто именно это произнес — на подельников герра Асса он в тот момент не глядел. Равно как не следил за дверьми ангара. Он даже и за дверьми плексигласового бокса не особенно внимательно наблюдал. Все его внимание поглотил миниатюрный прибор, походивший на ключ-брелок от электрокара. Макс боялся хотя бы на миг выпустить его из виду. И перевёл дух только тогда, когда брелок вернулся в карман джинсов того субъекта, который пообещал оттяпать ему, доктору Берестову, ногу. Что Макса уж никак устроить не могло — особенно с учётом того, что и кресло на колесиках, и сумка-холодильник остались внутри, когда его самого из медицинского бокса вывели.

Его держали под локти справа и слева бандиты из славной когорты герра Асса. А их раненного шефа, так и не пришедшего в сознание, везли впереди на кровати-каталке двое других специалистов по захвату заложников. Макс припомнил, как один из них посоветовал женщине-заложнице в санатории «Перерождения» делать свои дела в штаны, когда она попросилась в туалет. И подумал: даже хорошо, что его сопровождает сейчас такая отъявленная мразь. Тем проще будет ему, доктору Берестову, сделать то, что он задумал.

Макс опустил руку в карман зимней куртки, которая снова была на нем. И нащупал лежавшую там пластиковую карточку с прищепкой — его бейджик. По мнению Макса, те, кто его этой карточкой снабдил, давно уже должны были бы вмешаться в ход событий. Однако они по каким-то своим соображениям не спешили это делать. И Макс уповал только на то, что не среагировать на эскападу, которую он замыслил,